Литературный Клуб, -----, Лента отзывов на произведения

Количество ангелов на 1 кв. мм моего мозга в последнее время превысило все допустимые нормы. Падшие ангелы и ангелочки-дети, ангелы-пьяницы и ангелы-воины, ангелы ада и тьма тьмущая других разновидностей этих существ атаковали меня в начале мая. Даже архангел Гавриил промелькнул проснувшейся мухой. По этому поводу даже придумался шедевр:

«Тучи ангелов снуют,
Небо застилая,
Самолетам не дают
Летать на девятое мая!»

А может это самолеты и есть? Ну, на парад летят, допустим. А откуда тогда перья? Транспортные самолеты, перевозящие кур, стройной эскадрильей пересекают небосвод с севера на юг! Звучит?

Почему то, когда речь заходит об ангелах, наши достопочтимые авторы всегда припоминают такой, безусловно неотъемлемый, атрибут ангельского туловища как крылья. И склоняют они эти крылья в хвост и в гриву, будто у ангела ничего больше и нет. А кто-нибудь о пупке ангела писал? Хотя, с другой стороны, сложно представить процесс родов применительно к ангелу. То есть, если ангел-ребенок не вылезает из чрева ангела-матери, то и пуповины у него не существует, а, следовательно, и пупка нема. Ну хорошо, а вот - задница. Есть ли у ангела задница и для чего она предназначена? Разве это не вопрос вопросов? Столько теорий можно выдвинуть! Но нет, наши авторы не только хотят задумываться о том, как происходит процесс пищеварения у их питомцев, но даже не желают размышлять над основополагающим вопросом – «кушают ли ангелы что-нибудь?» Отсылают вашего бедного рецензента к гадалкам да пророчицам. Сами туда идите :(

Стандартизация и унификация наблюдается и в подходах к раскрытию образа ангела в опусах. Большинство авторов наделяют этих персонажей неописуемой благостью, чистотой, непорочностью. Наиболее претенциозное заявление тут – «я ангел!» Позиционирующий себя таким образом пиит, сразу же возносится на небывалую высоту и зависает над читателем, снисходительно поглядывая на него сверху вниз. Это наиболее статичное положение ангела – не собираясь никуда улетать, он часами может висеть над никчемным человечком, упиваясь собственной воздушной недосягаемостью, превосходством, величием. Напыщенный автор-ангел поучает и наставляет читателя, собственным примером показывает образец высоконравственности, к которому надо стремиться, всегда подразумевая при этом, что достичь данной цели невозможно.

Другой случай – когда автор наделяет ангельскими чертами героя, напрямую не персонифицирующегося с самим собой. Здесь может быть много вариантов: ангел – любимая девушка (молодой человек), ангел – ребенок, ангел – некто, находящийся поблизости и охраняющий, ангел – водитель трамвая, ангел – директор предприятия, ангел – президент, ангел – Юрий Гагарин и т. д. Роднит всех этих ангелов их роль в тексте. Они существуют для того, чтобы принизить самого лирического героя, на контрасте показать его ничтожество или недостаточную чистоту. Тут, думается, вступают в действие самоуничижительные механизмы автора, который (ассоциируя себя с главным персонажем), таким с помощью нехитрого метода противопоставления своего образа добродетельной ангельской личине, принижает, бичует, критикует или даже ужасается самому себе.

Тут можно вспомнить и о стихе, который мне нынче довелось рецензировать. Окончание его звучит так:

«Я отдал тебе дни,
от весны до весны...
Я отдал тебе ночи,
все рванные в клочья...
Ты осталась мечтой,
недоступной судьбой...
Я хочу за тобой,
мой ангел, постой...»

Тут как раз имеет место случай девушки-ангела. Стандартная схема – пубертатные фантазии, смешиваясь с прочитанной в детстве романтической классикой рисуют в воображении автора «гений чистой красоты». Скорее всего, это такая голая молодая женщина, с большими, тугими молочными железами, плоским, чуть подкачанным прессом, подтянутыми ягодицами (наверное, тут подойдет вид «попы-персика», даже немного недозревшего, но никак не тип, именуемый «попа-груша», с ягодицами, расширяющимися книзу), ногами лошади, часто побеждающей на скачках, глазами из библиотеки глаз какой-нибудь графической программы (3ds Max, например), маленьким носиком и огромными губищами, длинными вьющимися волосами. Ну, и, конечно, с шикарными крыльями за спиной. Типаж может быть и другим, например, более анорексичным, как из аниме (занимающие три четверти площади лица глаза, отсутствие носа, ниточка губ, чудовищная худоба), но крылья остаются неизменными. Она одновременно и сексуально притягательна, и чиста так, что не дотронуться.

Далее, после соединения этого безудержно плотского мифа с возвышенным, после их, казалось бы, мёртвой сцепки в сознании подрастающего индивида, начинается (о Боже!) распад. И тут происходит, наверное, самое интересное. Сознание держит два образа вместе, как бы размешав их друг в друге (ну, как молоко в кофе, например), но действия, на которые подвигает человека засевшая у него в голове девушка-ангел, поражают своей полярностью, невозможным сочетанием несочетаемого.

Поэт и рукоблуд. Пять минут назад – самоудовлетворение, сейчас – возвышенные стихи. И все это, заметьте, по одной и той же причине. Образ еще склеен, не распался в сознании, но рука, рука-то уже разрывается, утверждая неосуществимость образа во внешнем мире. Рука, буквально отрывает крылья девушке-ангелу, вписывая их в стихи, а ее тело бросает на другое, тактильное дело, привязывая его к мечтаниям другого рода, да и не только к фантазиям – к поискам полового партнера (как неромантично звучит это словосочетание, как оно холодно и гладко, будто неизвестно откуда взявшийся стальной шар, не имеющий на поверхности ни щербинки, ни выбоинки, зависший рядом с ангелом, идеальный не содержанием, но формой своей).

«Я отдал тебе крылья,
чтоб могла ты летать...
Я отдал тебе жизнь,
чтоб могла ты кружить...
Каждый вечер взлетаешь
словно спутник звезды,
Я шепчу, глядя в небо,
родная, где ты...»

И, правда, где? Растаяло как с белых яблонь дым (или как там поется?), распалось на стихотворные штампы и плоть. На плоть и стихотворные штампы. В этом, уверяю вас, есть некая справедливость.