Литературный Клуб, Anashkin, Лента отзывов на произведения, Полученные

Адепт седьмого пути Грэг попадает в передрягу во время астрального путешествия, расщепляется на три части. О путешествии третье части, которая вернулась в мир людей, и рассказывается во второй главе.
Сюжет состоит из трех линий, которые развиваются параллельно:
первая – посвящается Вадику Печечкину, ставшему носителем ментального тела адепта;
вторая – посвящается охотникам на адептов, именно, президенту банка «Викинг-Стар» - Алексею Дмитриевичу Большакову.
третья – линия Грэгора, его внутренний монолог, которые объединяет две предыдущие линии.
Автор не делает тайны из того, что в мальчика вселился Грэг, управляет им, об этом знает читатель, будто наблюдая все события со стороны, что, конечно, снижает непредсказуемость, и все чудеса, сопровождающие семиклассника, становятся объяснимыми.
«Семиклассник Вадик Печечкин был мальчиком нервным, болезненным, но вполне поддающимся воспитанию» - начинается глава с фразы, похожей на досье.
Автор сразу выдает все подноготную мальчика, лишая его индивидуальности в дальнейшем, при описании поведения.
Ведь то, что мальчик болезнен можно было показать позже, тем, что он пропускал уроки, отставал из-за больничных. Нервозность – выражается в резких фразах, но мальчик выглядит покладистым и смирным, наоборот.
Сюжету не хватает динамики. Основное событие, с которого начинаются приключения Вадика, преподносится, как воспоминание.
«Он никогда не видел мертвецов, но не это было его основным переживанием» - взять вторую часть фразы. «Основным переживанием» в жизни или в тот миг? Стоило бы написать «но переживал не поэтому», и действие оживят, сразу будет ясно, к чему относится переживание.
«произошла с Вадиком странная метаморфоза» - говорится дальше. Но описанная метаморфоза происходит не с мальчиком, а с миром, который он видит: меняется машина скорой, санитары и появляется саркофаг. Но мог ли маленький мальчик понять, что изменился он, а не мир вокруг? Наверное, нет. Потому данный эпизод не показан глазами героя, неясно, что чувствовал мальчик.
«Дальше воспоминания кончались, однако ощущение сна не прекращалось. Казалось до сих пор Вадику, что он спит. И все что вокруг него происходит – ему снится» - на мой взгляд, все три фразы повторяют одно «ощущение сна не прекращалось», а состояние его толком не раскрывают.
Дальше авто раскрывает метаморфозы с Вадиком уже на примерах.
Интересен эпизод на уроке физики, показательный. Длинные фразы, будто нарочно затягивают повествование, создают скучную атмосферу школьного занятия.
«объяснения», «сообщения» и снова «объяснения» - существительные вместо глаголов: объясняли материал, да еще оборот «учитывая, что» - канцеляризм, неоправданная сложность фразы.
«Вопрос, на который нужно было ответить через сорок минут вычислений был до неприличия прост» - говорит автор вначале. Но потом: «задача была из сложных». Как раз тут проявляется порок обезличенных фраз. В первом случае имеется в виду отношение Вадика к задаче, но выглядит так, будто задача была легкой для всех.
«Объяснение, все-таки тут же нашлось - он совершенно не понимал формул и не смог бы записать в тетради решения ? а значит, было бы решено, что он просто списал» - многословность «объяснения», «решения», и наконец «было бы решено»
«После этого случая Печечкин решил, что правильнее не высовываться; он тогда еле выкрутился, объяснив, что видел задачу в Интернете и хотел пошутить» - удивило меня упоминание Интернета, ведь дальше описывается бедность семьи мальчика. Здесь же повтор «что». Первое «что правильнее» вовсе можно пропустить, не перегружать фразы.
«Шутка удалась, но осадок у всех остался неприятный - превращение троечника Печечкина в вундеркинда не удалось» - повтор удалась, удалось. Почему неприятный? В школе бы такой всплеск интеллекта высмеяли точно, так что реакция сомнительная.
Второй эпизод с проявлением «странностей» - случай с машиной, когда мальчик подсказывает отцу причину неисправности.
«Аккумулятор заряжался, а Печечкин старший о замечании Вадика почти сразу забыл, и только мама взглянула на него удивленно и обеспокоено» - и потом забыла. Родители мальчика преподносятся крайне блекло и невыразительно. Они по сюжету не играют никакой роли, даже не реагируют на поведение сына…
«Все это радовало родителей, но не вызывало удивления. Они были простыми людьми и не принимали в его делах большого участия» - мне кажется, что простые и скованные в средствах люди, наоборот будут радоваться успехам чада.
«Все выглядело так, словно от него требовалось доставить свое тело по назначению» - выглядело для кого? Для мальчика – тогда не выглядело, а «ему казалось» уместнее.
С одной стороны понятно, что мальчик не является для автора самостоятельным персонажем, потому что он лишь оболочка для главного героя – адепта.
Но с другой – оживление мальчика, введение его, как самостоятельного героя, с характером и поступками, обоснованными с его стороны, сделало бы повествование убедительнее и динамичнее.
Иначе фраза «у него появился свой взгляд на мир» так и останется просто заявкой на взгляд мальчика.
«Президент банка "Викинг - Стар" Алексей Дмитриевич Большаков был человеком практичным и осмотрительным» - начинается вторая сюжетная линия. Не правда ли – похоже на вступление о мальчике, то есть, автором использован один прием. Слишком стандартный, когда характер задается в первой фразе, а уж потом не упоминается в развитии сюжета.
«Единственной его особенностью, не совсем привычно укладывающейся в имидж банкира, было его хобби - он писал книги» - странное заявление. Почему же банкир не может увлекаться литературой?
Хочется спросить у автора: как эта особенность (если так можно назвать хобби) отразилась на сюжете? Неужели президент банка должен был притворяться писателем, чтобы задержаться на работе, оправдываться перед подчиненными.
Тем более, семьи у него не было, а сослуживцы, видимо, относились к этому с равнодушием.
Каждый вечер, вместо того, чтобы начинать писать, Дмитрий Алексеевич уходил в тайную пещеру.
«Площадка пола, на которой стоял его стул, стала плавно уходить вниз. Хозяином кабинета это было воспринято как должное; он даже положил ногу на ногу и начал насвистывать» - взять отрывок. «площадка пола, на которой стоял его стул» - вместо «пол под стулом»; «Хозяином кабинета это было воспринято как должное» - вместо «хозяин не удивился». Нарочное замедление, придания официозности там, где нужно действие. Зачем лишать героев самостоятельности и чувств. Нагляднее показать в действии (то, как он насвистывал), что герой принял «это как должное».
Следующий эпизод происходит там, куда спустился Дмитрий Алексеевич:
«Капсула командного пункта наполнилась Хозяином. Он прибыл, как всегда спустившись откуда-то сверху» - почему «откуда-то» - разве события описываются со стороны тех, кто его ждал? Нет, со стороны автора, а автор знал и говорил о том, что герой его спускался из кабинета.
«Резной деревянный стул, на котором он сидел, входил в некоторый диссонанс с другими деталями интерьера, имеющими сугубо утилитарный дизайн. Но это не заботило его совершенно» - и тут опять события преподносятся с позиции героя. Получается, это он сам недоумевал откуда спустился и почему назвался Хозяином?
«имеющими сугубо утилитарный дизайн» - канцеляризм. Почему не сказать: с деталями практичного интерьера.
Автор постоянно теряется между двумя позициями: либо вести повествование отстраненно, не вникая в персонажей, либо «глазами» каждого из ведущих персонажей эпизода.
Например, Хозяин пещеры не удивлялся бы тому, что «ни стен, ни потолка – все терялось вдалеке».
Как же подаются описания пещеры и ее обитателей: «все были очень разные, но было у них и общее: почти все имели длинные волосы; большинство из них сидели в позе лотоса. Глаза были закрыты» - были, были, были… Много и ничего. «Все были разные» - конечно, то великаны, а то – карлики. «имели длинные волосы» - почему не «длинноволосые». Статично, не красочно.
Дальше идет, пожалуй, ключевая часть рассказа, которая объясняет взаимоотношения между охотниками и адептами.
Здесь же в разговоре между Хозяином (банкиром) и его компьютером рассказывается, что произошло с адептом Грегором: «Он разделился на три части. Одна осталась в нашем мире и материализовалась в ком-то из Охотников. Вторая часть, лишенная сознания отправилась странствовать по мирам… Что же касается третьей части - она вернулась в мир людей» - здесь автор использует теорию нескольких тел человека, не называя их. Остается догадываться, какое из тел (физические отпадает, астральное или эфирное) попало на землю.
«Ничего интересного, пустая болванка, не представляющая интереса» - тавтология.
«Мир, почувствовав угрозу, изменил реальность таким образом, чтобы нейтрализовать опасность» - мир ведь изменил себя
Здесь же озвучивается концепт произведения:
«Войну породил спор. Носил он характер скорее философский»: что первичнее материя или разум.
«Результатами таких сражений, как правило, являлось возникновение мировых религий. Смыслом же борьбы было завоевание мира» - впрочем, как и в любой другой ситуации.
Два начальных эпизоды – ознакомительные. Описывают положение, в которое попали основные персонажи. Дальше же – начинаются их приключения, и текст заметно оживает.
Самым ярким эпизодом выглядит происшествие с Вадиком в школе. И написано иным языком: более живо, более правдоподобно, потому что не пересказывается то, что должен был чувствовать мальчик, а описывается то, что чувствует он.
Вадик оживает: ему не нравится соседство математики и русского в расписании; появляется история о платье, неудачно пошитом матерью; о долгах и забияках, которые отбирали у мальчика бутерброды.
Но наиболее интересное – наказание, придуманное не без помощи Грегора для двух хулиганов, когда маленький Вадик побывал в роли Влада Цепеша и посадил обидчиков слабой девушки (одноклассницы) на кол.
Правда, и тут в описании появляются нежелательные фразы, вроде:
«хоть был он сейчас в крайней степени довольства» - проще: был доволен
«она была несколько напугана»- живее – в чем виделся ее испуг?
«Для людей здесь находившихся картина, впрочем, была привычной - никто не выражал никакого удивления происходящему, скорее наоборот, обстоятельства веселили» - проще: люди привыкли и не удивлялись, а, наоборот веселились
«В этот момент воины вытолкнули вперед себя троих людей. Подростки лет по шестнадцать, что, впрочем, было в порядке вещей» - что было в порядке вещей?
События развиваются, и на адепта в облике Вадика начинается охота. В школу приезжает странная комиссия: «выглядели ее члены несколько для подобного мероприятия неожиданно» - несколько, неожиданно. Зачем же сразу приотворять неожиданность перед описанием?
И «через несколько дней сообщили родители, что Вадика из школы забирают. Что он из города уезжает, к родне» - опять же автор опережает события, говорит о будущем, хотя потом возвращается к тому, что подтолкнуло Вадика к отъезду, то есть адепта Грегора.
«По мере удаления от объекта опасности он все больше выходил наружу, беря под контроль физиологические ресурсы» - вот как автор описывает самочувствие мальчика в миг опасности. Неживое описание, будто правило их учебника физики. Ведь можно проще и понятнее, а главное – литературнее: Приближаясь к выходу, он все больше овладевал телом мальчика.
Адепт под прикрытием мальчика встречает своего ученика Лазаря.
«Им оказался (здесь тоже не обошлось без Грегора) преподаватель из школы тибетского мастерства лама Перишта. Это, собственно, и была суть просьбы, адресованной им Лазарю» - расскажет автор позже.
Но все же кажется неясным: зачем вводить еще одного персонажа, описывать здание института, загадочное хождение в столовую лишь для того, чтобы мальчику найти помощника. Почему Грегор не обратился сразу к ламе?
Тем более, что: «В путешествие лама собрался быстро и без колебаний: во время одной из медитаций ему явился многорукий Шива и, вращая четырьмя из шести рук, сообщил, что доверяет ему сопровождать в паломничестве мальчика Вадика Печечкина» - в привлечение Лазаря выглядит лишним.
Для горизонтального развития сюжета и большего эффекта описываются события в лаборатории охотников, где те анализируют случай в школе. Случай с одноклассниками Вадика, побывавшими в Трансильвании.
Финальный эпизод главы – прощание на вокзале, куда автор впихнул все объяснения по поводу Лазаря, ламы и Шивы, родителей Вадика.
Родители опять приписаны для фона – вроде как влияет на них Грегор из астрала. Но и этот штрих можно было поднести ярче! Показать, что изменилось в семье, чем сделать повествование правдоподобнее.
Нелепо выглядит речь отца Вадика на вокзале:
«- А что ж? - раздумчиво заключал папа. - Вадику давно в Тибет пора. Там горы! А в горах, как известно… и он брался было напевать "…если друг оказался вдруг..."» - ну разве говорил бы так здравомыслящий человек, и это, стоит заметить, еще до вмешательства адепта.
«Семиклассник Вадик Печечкин, он же адепт седьмого пути Грегор, ехал к себе на родину, в подземный город Шамбалу за новым телом...» - в последней фразе автор, словно нарочно, повторяет то, что читатели усвоили за авторский лист текста. Что главный герой имеет фамилию Печечкин, что он семиклассник, он же адепт и куда едет (о чем говорилось раз десять).
Вот такие повторения-уточнения тоже являются чертой автора, делают текст затянутым.
Эффектнее выглядело бы назвать Вадика: двенадцатилетний мальчик с мудрым выражение глаз – в таком роде, чтобы показать загадочность его миссии.
Замечания и пожелания высказывала я в тексте рецензии, по ходу развития событий.
Отмечу, что сюжет выстроен. Вот только шатается изложения, стиль: умиляется авторская позиция, а потом ослабевает. Конечно, выгоднее и интереснее дать героям свободу, что рекомендую сделать.